И вообще здесь слишком много такого, что скрыто от посторонних глаз.
В том числе, несомненно, и от нее самой.
Задачи. Деятельность. Вмешательства.
Но и самой Андреа было о чем умалчивать. Рассуждения Поля Банкрофта, вроде бы убедительные, тем не менее пугали ее. Он был не из тех, кто опасается логических выводов из своих собственных предпосылок. И железная логика его взглядов может запросто привести к откровенно противозаконным действиям. А Поль Банкрофт без колебаний возьмет закон в свои руки. Признаёт ли он правила, рожденные вне его собственной сложной системы морали?
– Не буду с вами спорить, – наконец сказала Андреа, принимая решение. Слова Банкрофта убедили ее наполовину; ей надо будет сделать вид, что сомнений осталось гораздо меньше. Единственная надежда узнать больше – чтобы определиться окончательно, в ту или иную сторону, – заключается в том, чтобы проникнуть внутрь. Кто может сказать, какие тайны скрываются в империи Поля Банкрофта? – Послушайте, я пока что не знаю, подойду ли вам, – добавила она.
«Не соглашайся слишком поспешно. Изобрази колебания – пусть он тебя уговаривает».
– В таком случае нам нужно будет узнать, на каком месте вы будете максимально полезны. Личные подходы могут отличаться. И в этом нет ничего страшного – главное, чтобы стратегия Банкрофта оставалась неизменной. Надеюсь, вы, по крайней мере, подумаете над моим предложением?
Андреа было стыдно за то, что она его обманывает. Однако она решила, что, если Поль Банкрофт действительно образец морального совершенства, каковым его все считают, ничего плохого не произойдет.
– Обязательно подумаю.
– Только помните, – продолжал ученый, изогнув брови. – Поступать правильно не всегда легко.
Андреа вспомнила его слова о плохих поступках, приводящих к благим последствиям. Ecrasez l’infame! – Сокруши ужас! Однако она сознавала, что слишком часто попытки сокрушить ужас порождают новый ужас.
– Наверное, больше всего я боюсь разочаровать вас, – солгала Андреа, силясь скрыть дрожь в голосе. – У вас большие надежды в отношении меня. И я не знаю, оправдаю ли я их.
– Но вы готовы попробовать?
Она собралась с духом.
– Да, готова. – Она натянуто улыбнулась.
Банкрофт тоже улыбнулся, однако в выражении его лица было что-то уклончивое и сдержанное. Поверил ли он до конца в разыгранный ею энтузиазм? Ей предстоит быть очень осторожной. Команда Банкрофта пока что ей не доверяет: это можно сказать со всей определенностью. Ей приоткрыли краешек тайны, и тем самым она стала потенциальным союзником – или потенциальным врагом. Она должна самым тщательнейшим образом следить за тем, чтобы ничем не вызвать подозрений.
У нее в памяти всплыло двусмысленное предупреждение безымянного человека из Катоны, и эти слова стали черной тучей, заслонившей солнце: «Вы, как никто другой, должны это понимать».
Похожие на пергамент щеки Уилла Гаррисона растянулись в гримасе бессильного бешенства.
– Во всем виноват я! – бушевал высокопоставленный сотрудник ОКО. – Мне следовало посадить мерзавца под замок, когда у меня была такая возможность!
Ему попытался мягко возразить Майк Окшотт, заместитель директора по аналитической разведке.
– Ищейка…
– Должна сидеть на цепи! – взревел Гаррисон.
Они находились в кабинете начальника оперативного отдела Гарета Дракера, то и дело бросавшего взгляд на лежащий перед ним листок с донесением. Опытнейший аналитик ОКО убита на прогулке во время своего обеденного перерыва. Одного этого было уже достаточно, для того чтобы повергнуть Дракера в шок. К этому надо было добавить то, что Рут Роббинс была просто симпатична начальнику оперативного отдела как человек. Известие о ее убийстве явилось для него двойным ударом. Дракер взял карандаш, собираясь черкнуть записку, но вместо этого сломал его пополам.
– И это произошло при мне, черт побери! – Его взгляд дико метнулся из стороны в сторону. – Это произошло при мне, черт побери!
– Однако, прошу прощения, что именно все же произошло? – Давая выход своему отчаянию, тощий, как спица, старший аналитик вскочил с кресла, в котором сидел развалившись, и вцепился в нимб своих седеющих волос. Рут Роббинс была одним из столпов его команды; эта утрата принадлежала ему, и на каком-то примитивном, детском уровне Окшотта раздражало то, что Гаррисон предъявляет свои права на его собственную трагедию.
Гаррисон повернулся к нему, словно бык, опуская голову, готовый ринуться на врага.
– Ты сам прекрасно знаешь, черт возьми…
– Да, конечно, знаю, кто убит. – Окшотт поймал на себе взгляд Дракера. – Но я хочу знать, как, зачем, почему…
– Не надо все усложнять без надобности, – проворчал Гаррисон. – Несомненно, Белнэп сорвался с катушки.
– От горя у него помутился рассудок, так? – Окшотт обхватил себя, обвив руками, похожими на паучьи лапы, тощий, как тростник, торс.
– Скорее, он просто помешан на отмщении, – отрезал Гаррисон, раздраженный тем, что его прервали. – И он отправился, черт побери, в мировое турне, чтобы сеять смерть. Сукин сын не отдает отчета в своих действиях, он убивает всех и вся, кто, по его разумению, причастен к исчезновению Райнхарта. Боже всемогущий! Кто может чувствовать себя в безопасности от этого ублюдка?
Похоже, Окшотт продолжал колебаться, но настойчивая ярость Гаррисона обладала собственной убедительной силой.
– Только не ты, – заметил старший аналитик.
– Пусть долбаный козел только попробует! – прорычал Гаррисон.